Чему смеялись Первые

Соня Мачорска

Первым быть! И сейчас и когда-то. Ну, здесь тебе не машут экзотическими пестрыми веерами, зато тебе поют, веселят, чтобы день разгрузить. Тех, кто „сладко врет” не много и они помнят когда, где и кого рассмешили… Неоднократно звали Сики, из деревни Синаговци (что недалеко от города Видин), то на кавале поиграть, то байку рассказать… И вспомнил он, как однажды пришел к нему в дом Пенчо Кубадински (тогда председатель Национального Совета Отечественного Фронта) — выпить по бокалу вина, потому что „такой охотничьей истории никогда не слышал” – он, который весь мир обошел на разных сафари… А „охотничья” стоит свечей.

Заячий хоровод

„Однажды, субботним днем, я взял кавал и пошел на Божурицу – заодно поиграть и грибочков пособирать… Хожу промеж дубов, играю себе и гляжу — среди листьев навалились вот такие грибы!… Ударю кавалом часто-часто, а они встряхивают листья и показывают свои белые шляпки. Срежу и опять… И так играя, со стороны Ясовица, гляжу, появляется силуэт охотника. Узнал, разглядев ружье, и еще потому, что он привязал одну собаку к поясному ремню, и никак не понять, кто кого тянет…

И кого я вижу – Сандо Ущерба. Старый охотник, и очень охоч, но за то он бедолага редко в зайца попадает, потому что они шевелятся, когда он на прицел берет, чтоб пульнуть.
Сошлись мы, разговорились, и Сандо сказывает: „А не захочешь ли сыграть, потому что я ни во что не попал, я люди балакают, что когда играешь на твоей любо-дудочке, зайцы выходят на хоровод… А как выдут, тогда дело мое – двустволка. Одним патроном пару уложу, потому что они густо стоят.”

А я ему говорю: „Братец Сандо, а получится ли это дело охотничье?”

— Будет, будет! – отрубил старик, -вон у того бука они шастают без светофора и милиционера. Я встану на позицию, а ты обойди к тем джунглям над Павловьим лугом. Сыграй одну медленную, чтобы заманить их, а, как придут и начнут хоровод, я уже знаю. Как услышишь «дум-дум», я двух уложил – один тебе и один мне. И пойдем домой… Только я тебя одно прошу – если не услышишь стрельбу, не показывайся мне на глаза, потому что, когда охотник насторожен, ждет чего-то увидеть, пока поймет то ли это заяц, то ли человек, выбью я тебе глаза моим дробовиком. Как Георгий Кабаков безглазый, из-за Младена Цокова из нашей деревни, за то, что прошел через кустарник, пока те лис сторожили… Человек и теперь только одним глазом видит.

Заиграл я одну медленную-медленную… Тянул ее как мокрое лыко из лаптей, да повел на хоровод. И если, когда встретились мы было часов четыре, так стало пять. Начало смеркаться. И я решил позвать его, проверить – живой ли он, не уснул ли? Но на всякий случай обошел диаметром, эдак метров за двадцать пять. И смотрю – братец Сандо прислонился к буку с ружьем и призадумался.

— Что происходит, – говорю – пальбы нет, легавый не орет?

— Да что ты – говорит Ущерб, — я такое сладкое дело ни разу в жизни не видел! Хошь верь — хошь не надо, но как заиграл ты ту медленную, да как тянется та как мокрое лыко из лаптей, да как просачивается промеж дубов, идет по меже, столкнулась у подсолнечника, да воротилась, и так меня по лбу стукнула что влип я как колхозный вол, ушел в мелодию и уснул. И вдруг слышу, что играешь хоро и что-то делает „тупа- тупа! тупа-тупа!” вслед за твоей дудочкой. И вдруг что, братинец, да как явились шестнадцать зайцев со стороны Павлова луга. И бьют ногой хоро, да так что пыль поднялась. А один молодой их ведет – ведет хоровод, так присядет, закрутит как улитку, вытянет как лук. Ты играешь и ничего не видишь, а я диву даюсь и не знаю, что делать. Если пальну в того, что ведет, хоровод развалится – не каждому сие удается… Если стрельну в середину, разорву танец – может в двух попаду, трех четырех покалечу… А , я же зять у тещи, боюсь домой с пустыми руками пойти… И вот через некоторое время гляжу, что тот, который конец хоровода держит, один дряхлый такой, с большущей головой, а уши упали накрест вперед… Вот этого я и уберу с мира сего, чтоб не мучался… Ничего, что варить его три дня да три ночи. А они трясут хоровод и вообще меня не замечают – ни меня, ни собаки. И как приготовился стрелять, гляжу — у него четыре уха. Да ну, я себе говорю, что у меня с глазами, не вижу что ли? Смотрю, смотрю – и пять ушей мне привидилось. Но вдруг вспомнил, что старые зайцы очень хитрые – когда охотники стреляют, они голову низко, промеж ног держат, и уши их как бантики становятся… Так вот, как раз мне потянуть курок дробовика, а мой легавый Джоко тянет меня за штаны и говорит: „Хозяин, не надо! Такого хоровода никогда в жизни не увидишь. А ты зять в доме, привык, что тебя ругают то жена, то теща. А друг твой грибов собрал, даст тебе, чтоб не ходил с пустыми руками… Так вот,браточек, зайцы хорошо станцевали, а потом руки в ноги и откуда пришли, туда и ушли… Так что дай мне своих грибов немного, чтобы дома утихомирить положение. Потому что, когда убьет зайца охотник, знаешь ведь – деревня у него перед глазами веселится!

Прохожу через переднюю калитку, бросаю того зайца, что деревенеет и протянут как спортсмен и говорю жене:

-Вот, теперь твое дело, дай краюху хлеба для собаки… — а как не убью, смотри какое чудо!… Захожу через задние ворота, колю дрова, чтоб не входить с пустыми руками… И вхожу тихо-тихо… А жена того и ждет для офензивы. Теща и она на позиции:

— Ну что ты, опять ни в кого не попал, безглазый? – скажет жена.

— Да что ты, жена, – говорю, — по меньшей мере 7-8 подбил, но как пальну и взлетит такой пух, что лучше б я нитки собирал. Да и пес уже не то, не может их найти…

А оттуда теща кашляет:

— А че ты водишься по уму этой собаки, целый день ходишь? Дома дров нету, муки нету…

— Одолеют меня скандалом, сам не свой потом… Дай сейчас немного грибов и уйдем…